Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
воскресенье, 29 августа 2010
суббота, 28 августа 2010
19:48
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 27 августа 2010
18:17
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
среда, 25 августа 2010
23:40
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
четверг, 19 августа 2010
05:49
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 17 августа 2010
04:30
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 15 августа 2010
00:55
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
суббота, 14 августа 2010
18:34
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
02:36
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
02:33
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
02:24
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 10 августа 2010
04:31
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
пятница, 06 августа 2010
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Название: Кумо но Цуру...
Автор: Sirin...
Бета: RenAs
Фэндом: «Bleach»
Пейринг: Гриммджоу/Улькиорра, Гин/Улькиорра...
Рейтинг: R~
Жанр: Глобальный слэш, Hurt, Ангст (и не говорите мне, что его тут нет!), глобальнейшие AU, ООС, возможно отдалённое RPF... хотелось PWP, но, что уж получилось...
Статус: Закончен...
Размер: Мини
Дисклаймер: ...Да простит меня дядюшка Кубо за скрещиваниеаминь.
Саммари: Мораль: вот так любовь в сети ломает жизнь (ц)...
Предупреждение: Может быть полное несоответствие чего-то к чему-то, но думаю, второму блину это простительно...
Посвящение: моему возлюбленному однажды - и навсегда коту (RenAs)...
Летняя ночь (впрочем, другой она не бывает) прошла над Уэко Мундо нахлынувшей внезапно, и с миром вновь отхлынувшей тёмной волной. Первые лучи предвещающего губительную дневную жару зарева осветили Великую Обитель Лас-Ночес, обратив белый мрамор в ослепительный сияющий фарфор, и, пробираясь всё выше и выше по стенам Дворца, трепетно дрожа и извиваясь проникли в восточные окна Дворца. Яркий свет дошёл уже до вершины белоснежного купола - изнанки всех шести центральных башен, и, молниеносно пробив себе путь из тени далеко вверх, яростно и пылко прорвался в окна и озарил арки покоев Дворца...
Медным светом озарился единственный во всей обители сад, но лучей в него проникало не так уж и много, благодаря отрегулированным жалюзи на окнах...
Пионы...
Неприступные цветы медленно раскрывались, источая дикий свежий аромат, остро бьющий своим сочетанием в нос, украдкой вживляющийся в лёгкие, оставляя глубокий оттиск… Наполняющий грудь неописуемой лёгкостью, которую невольно путаешь с невероятной душащей тяжестью...
Может быть, эти цветы немало повидали на своём веку, как тропические пальмы...
И так хочется пожелать, чтобы цветы эти вырастали лишь там, где земля окроплена любовью…
(Или «И так хочется думать, что цветы эти вырастали лишь там, где земля окроплена любовью...» )
Может быть, так оно и будет когда-нибудь, но пока...
Улькиорра грустно вздохнул, и с губ его сорвалось почти невидимое облачко пара, растворившееся безмолвно в утренней прохладе в сада. Пропавшее, погибшее в лучах ещё совсем юного медного солнышка...
Плащ застёгнут под самое горло, ровно и безжизненно свешивая вниз свой двойной подол, когда холодный ночной пустынный ветер прогибал небольшие деревья, не смея всё же потревожить их не шелестящий листьями, живой человечный сон...
Белые кисти рук скрыты в разрезах белоснежных хакама, за которыми хитро прятались сливающиеся с ними белоснежные бёдра...
Но самое удивительное, что могло сразить наповал:
Улькиорра стоял на небольшой круглой лужайке, окружённой плотными невысокими кустами тёмно-пурпурных пионов, чьи лепестки напоминали драгоценнейший шёлк, уставив тоскливый изумрудный взгляд в окно и рассеянно покачивался, едва заметно, то на пяточки, то на мысочки, абсолютно обнажённых белых стоп (на которых, впрочем, имелся чёрный педикюр – по видимому, «врождённый»)...
Эта картина могла бы показаться милой, если бы кто-то увидел её.
Но если бы этот «кто-то» знал, что творится в этот момент в душе Кварты…
Всю «милую картину», портило выражение лица Шиффера: поднятое вверх, с распахнутыми губами, так сильно напоминающими своей тоскливой мимикой безумный жалобный крик, с мокрыми щеками, следами бессонной траурной ночи… Следы невероятной слабости, о которой Уль вряд ли кому расскажет.
И эти затуманенные, мутные, грязно-зелёного мертвенного цвета, глаза, крик которых отражался уже, пусть безмолвно, на губах…
О Ками, каким же беспомощно-прекрасным ангелом был сейчас Улькиорра...
И не зная даже, в чём дело, проклянёшь тысячу раз ту проклятую змееподобную дрянь, столь неумолимо ранившую непробиваемого Мыша...
Да-да... Действительно непробиваемого... Ни в отношении силы, ни в отношении ума, ни в отношении мировоззрения, ни в отношении души... Особенно души...
Шиффер всегда считал, что её у него нет...
Поэтому слишком редко поддавался он таким человеческим порокам, как зависть, провокация, одиночество, дружеская преданность, жертвенность, жалость...
Он всегда считал, что душа – это нечто лишнее, что она ни к чему... Только жизнь себе портить... Страдать от рук тех, у кого она устроена по-другому: души слишком разные...
Вот и испортил!..
Глупо, невинно, возможно, совершенно случайно, но так мастерски и с пониманием своей глупости… Так по-идиотски...
По-идиотски поверив, что будет любим...
Да, Шиффера насквозь пробила именно любовь... Внезапно, быстро, чётко обрисовав за мгновение всю его судьбу, опутанную этим чувством, на ближайшие полгода.
Так мало!?.. Да-да...:
Шиффер по самые уши пробился Ичимару Гином. Да. Вот так вот невероятно легко, скрывая вселенскую зависть к Владыке и к чему-то тому, чего он раньше не имел права познать...
Мучения продлились всего три дня, но казалось, что прошло не меньше трех столетий: так измотала Кварту эта проклятая им уже тысячу раз ЛЮБОВНАЯ ЗАВИСТЬ!!..
И вот в этот момент его ловко поймали, наплели чепухи, что душа есть у каждого, просто бывает разной, и если бы не было душ, то не было бы никого ни здесь, ни в Обществе Душ. Здесь всё и вся имеет дух и сознание...
И, самое удивительное: Улькиорру убедили!!..
Как гипноз прикрытых глаз змеи...
А чем ещё это могло быть?..
А Гин, естественно, безо всяких преград под могучим крылом Владыки, как физических, так и моральных, даже в отношении тех, кого «любит», лишь опорочил тело Кварты-самы и забыл…
Полгода Улькиорра тешил себя мыслями о том, что кому-то нужен, и нужен, как воздух... Но всё это было лишь глупыми утешениями, пока не произошло это немыслимое осквернение для любви: сознательная амнезия...
Даже взяв в расчёт, что измена или предательство в любви - это конец одной, начало другой... эта сознательная амнезия...
Точнее всего можно было сказать, что Улькиорра сейчас «разбит»...
Даже мысленно не мог он найти себе в ком-то замену... замену ему... Тому, кому за эти невообразимые убеждения отдал своё сердце на блюдце с золотой каёмочкой, как маленький ребёнок, поддавшись влечению...
И теперь безмолвно так горько страдающий...
И вот только что он понял, что души нет...
Снова вернулся к тому, кем был...
Снова приказал себе «Забудь...».
Он вытрет рукавами мокрые щёки, вновь растворив туман дыхания в медном свете и прохладе утренней росы...
Но не забудет.
Никогда не забудет свою слабость.
Никогда не забудет свою случайную человечность.
И будет жить ради того, чтобы стать ещё более холодным…
Чтобы никогда больше не сломаться так вот просто… как спичка...
И через мгновение, о прошедшей ночи воспоминаний, отчаянно его поглотивших, напоминали только до сих пор босые ножки, обильно смоченные в ледяной росе… С зелёной, прямо как ставшие опять равнодушными и холодными, глаза Улькиорры, травы…
И в голове никаких мыслей... Пусто... Словно там действительно больше ничего нет...
Улькиорра развернулся, и подол плаща с безумным отчаянием взметнулся вслед его движению, спустя мгновение вновь печально обвиснув...
Найдя наконец-то свои варадзи, а, рядом с ними, и чёрные таби, Кварта наклонился, протянув руку чтобы поднять их из под цветущего куста пиона, как вдруг поднял глаза, недоумевающе уставив их, приблизительно, в коленки чужих хакама.
Рычащий голос над головой:
- Опять всю ночь не спал?..
- Не твоё дело. – упрямо спокойный ответ брошен в лицо Сексте, резко выпрямляющимся с зажатой в руке обувью Улькиоррой.
И глубоко запрятанное, полубезразличное удивление изумрудных глаз… Секста выглядел странно: потухшие, не отражая света, глаза; крепко стиснутые, словно сдерживая рвущийся наружу крик из глубины, губы; выровненные, как по линейке не обозлённые и не опечаленные брови…
Кварта внезапно, как будто вспомнил кого-то, кого не видел все те злополучные полгода... В упор не видел.
Заметив эти отчаянные, кошмарно тоскливые черты лица Сексты, Улькиорра едва заметно склонил голову на бок, вцепившись взглядом в лицо Гриммджо и сделал, от греха подальше, два шага назад.
И только загнал себя этим необдуманным движением в угол:
В то же мгновение Секста возник совсем рядом.
И лицо его оказалось просто неприлично близко к мордашке ошарашенного Улькиорры.
Который, поспешив выставить пальцы для активации серо на Кота, выронил всё, что держал в той руке и пронзил, что нелегко ему далось, Сексту немигающим взглядом
Такая близость удивила Кварту, но это банальное изумление, впрочем, было тут же выжжено нахлынувшей болью воспоминаний, пережитой этой ночью...
Только вот запястья были тут же невероятно крепко зажаты чужими руками...
Кварта проникновенно задрожал, можно сказать, от немого гнева, как только запястья обеих его рук были зажаты в одну, словно каменную, прижавшую их и всего Улькиорру, соответственно, к ближайшей берёзе. Другая в это время беспардонно и быстро настежь расстегнула плащ, края которого тут же были раскиданы, открывая худой бледный торс, висящий на натянутых, как струны, руках, вдоль ствола невинного дерева.
- Что же ты делаешь? - прозвучал над ухом вопрос, из которого так и сочилась кровью тоска, сожаление, отчаяние, грусть... - Что же ты делаешь с собой, Кварта? - боль звучала уже в голосе...
Гриммджо тоже не спал: всю ночь смотрел, как тихо убивается Кварта. Терпел. Не вмешивался. Хотел услышать от него хоть что-то, кроме тихого душераздирающего плача и еле слышных причитаний по поводу конченой жизни...
И сорвался только сейчас: широкую мужественную грудь рвало на части. Просто разрывало. От желания согреть, сказать, что это не так, сказать, что любит!..
Свободная рука дрожа легла на левую половину груди Кварты, на четвёрку, и начала нежно поглаживать, согревая сердце, словно касаясь его, гибло бьющегося под кожей...
Ответом на это стало лишь каменное, упёршееся Сексте в живот островатое колено, но, к его счастью, оно не оттолкнуло. Просто провалилось в дыру. Разочарованный Улькиорра глубоко вздохнул:
- Что ты делаешь со мной?.. - сдерживая гнев, спросил Улькиорра, не открывая глаз, и, как-то постепенно, поддаваясь руке Сексты.
Стараясь, не заметно для себя самого, вдыхать глубже и задерживать дыхание, чтобы начавшее неровно биться сердце как можно ближе соприкасалось с рукой, лежащей совсем рядом, на груди...
- И вообще, не твоё дело... - уже спокойно, даже немного печально добавил он, немного склоняя голову в сторону руки, пальцы которой, словно когти, впились в кожу бледной груди, причиняя некоторую боль, отчего губы Шиффера снова распахнулись, в беззвучном болезненном выдохе...
- Что я делаю? Не моё дело?! - Гриммджо сильнее сдавил прижатые к коре запястья своей рукой. - Не-е-ет, я не могу так больше!.. - тихо прорычал он, скользя рукой по бледному торсу до самого пояса, всеми силами своей реяцу стараясь прижать Кварту к дереву как можно сильнее, чтобы не мешал его действиям.
- Мне прямо открыли на тебя глаза!.. Мне сказали, что всё именно так, как я опасаюсь! Опасался... раньше...Мне сказали, что я пойму это, только признавшись, в первую очередь, самому себе!.. - Все слова с болью срывались из-за клыкастого болезненного оскала.
Кот опустил голову, глубоко и хрипло дыша:
- Мне сказали, что я... Что я люблю тебя, но не хочу признавать этого... Так оно и есть... - Гриммджо приостановился, что бы снова вздохнуть и дать Сексте перевести дух от сказанного.
«Больно...» - думал про себя Кварта, замечая и слушая, как напряжённо дышит Секста...
- Ты любишь... - всхлипнул Улькиорра, чувствуя давление реяцу.
«Стыдно...»:
Шиффер поступил невероятно подло, предав Гриммджо, оставив его...
Уйдя с тем, с кем было страшно уходить... Поддавшись простой ниточке, вместо цепи...
Вина наливалась в груди кровавым, полным горечи соком, затопив даже страх, не говоря уже о гордости...
- Я ненавижу его... Тебе было больно, я видел, знал... Я ненавижу его за это... - тяжко дыша, взрыкивал опустивший взгляд Секста.
- Я любил его... - простонал с упрёком Кварта.
- А он терял остатки совести!.. – Гриммджо вскинулся, уставив на Улькиорру укоризненный взгляд.
- Я знаю... Но я любил... Мне больно было... Я...я многое позволил ему...
- ...От своего бессилия. Ты был безразличен ему, поверь...
- Из-за меня пострадал Айзен...
- С ним уже другой... Он переболел... И ты переболей!.. Прошу тебя, солнышко... - умолял Секста, сползая вместе с Мышем на землю.
Попутно избавил тело Уля от его плаща, успев рукой расправить его на земле, укладывая поверх одежды своё чуть живое бледное сокровище...
- Ты поможешь мне?.. - робко обнимая любимого за шею, отчаянно ища тепла, спросил Мыш, всё ещё не в силах даже приподняться и притянуться к любимому, боясь, что тот переломится под весом вины, всё ещё наполнявшей грудь Кварты тяжёлой солёной морской водой...
- Я всегда буду рядом с тобой... Пока буду нужен... - судорожно прижимая Уля к себе, хрипел Джаггерджек, стягивая с того раздражающие хакама и пояс...
- Ты мне всегда будешь нужен, пока тебе буду нужен я... - просипел Уль, прижимаясь к телу любимого, ответно избавляя от одежды и его. Тонкие и бледные обнажённые ноги нежно обхватили мощно-изящную талию "спасителя", горячо дышавшего Мышу в грудь, словно зная, что находящемуся в ней нужно уделить как можно больше тепла и внимания...
- Пусть говорят, что хотят… Для меня ты всегда будешь солнышком... - простонал в ответ Гриммджо, не переставая ласкать изголодавшееся по искренности и теплу любви, хоть и тщательно скрывающее это, бледное тело под собой, поглаживая пальцами по возбуждённому "душевной чистотой и искренностью этой настоящей любви" члену...
Полгода прошло с тех пор, как эти сердца разлучили серьёзные обстоятельства. И Секста и Кварта страдали каждый по своей карме от рук тех, кому они достались: один – желанным трофеем, другой – болезненным воспоминанием, которое пришлось огранить, чтобы не царапало...
Полгода в городах не было весны... Полгода здесь была осень, которая внезапно обернулась цветущей весной...
Раскрывшими лепестки пионами...
Благородные цветы, зацвели под моим окном, ровно неделю временем назад...
Уже прошло семь дней, но они не чахнут от нещадного солнца:
Оно щадит их...
Каждую ночь молодые цветы дышали сонным ароматом в мои сны,
В которых мне с тех пор приснился ты...
Каждое утро били мне щёки, пробуждая болезненно от дикого сна...
- "как больно..." - прошепчу я стеная, садясь, ан тихо понимая,
Что это всего лишь остатки моего синего дикого сна...
Мне снился дикий сад, трава ковром - кроны тенью-потолком,
Диск солнца - Очи Бога, и его прикрытые глаза...
И вокруг кусты пиона, сипящие "скажи"....
Перья, капли, слёзы, пот, и нежные цветы пиона...
Но не трогает рукой - укусит чёрный муравей,
Ибо синих шелковей, душа приятных осязаний, скроет красная юката,
Как нежности божественной листков в пионах мяты...
Не смог...
Не удержала честь и гордость: разбежались муравьи...
Прольётся дождь на "снежное семя":
Обернётся кольцом синих грёз вокруг, умолит дождь - и твои мне плечи вдавят в землю!..
И языки, как свежие лепестки пионов - переплетутся нежностью и любовным мором,
Убьют сомнения, захлестнёт под пионы ихнюю кровь,
И всосётся в землю наша любовь...
Не забудут, не перебьют, не перестанут...
Люди... Наши пионы...
Благородные цветы, зацвели под моим окном, ровно неделю временем назад...
Уже прошло семь дней, но они не чахнут от нещадного солнца:
Оно щадит их...
Каждую ночь молодые цветы дышали сонным ароматом в мои сны,
В которых мне не раз с тех пор приснился ты...
Каждое утро били мне щёки, пробуждая болезненно от дикого сна...
- "как больно..." - прошепчу я стеная, садясь, ан тихо понимая,
Что это всего лишь остатки моего синего дикого сна...
Мне снился дикий сад, трава ковром - кроны тенью-потолком...
...Улькиорра тихо лежал, придавленный к земле, дрожал листом кленовым, встряхивался… оживал и цвёл в родных, бережливых, согревающих руках...
- Я тебя отогрею!! Отогрею, слышишь!?.. – громко как-то уверенно-обречённо выкрикнул Гриммджо, не утерпев. Кончая в так живо извивающегося под ним Кварту...
- Я знаю милый... - с меланхоличным, но сверкающим в глубине чем-то счастливым, взором устремлённым в высокий синий потолок над двумя разгорячёнными телами, произнёс Улькиорра...
Автор: Sirin...
Бета: RenAs
Фэндом: «Bleach»
Пейринг: Гриммджоу/Улькиорра, Гин/Улькиорра...
Рейтинг: R~
Жанр: Глобальный слэш, Hurt, Ангст (и не говорите мне, что его тут нет!), глобальнейшие AU, ООС, возможно отдалённое RPF... хотелось PWP, но, что уж получилось...
Статус: Закончен...
Размер: Мини
Дисклаймер: ...Да простит меня дядюшка Кубо за скрещивание
Саммари: Мораль: вот так любовь в сети ломает жизнь (ц)...
Предупреждение: Может быть полное несоответствие чего-то к чему-то, но думаю, второму блину это простительно...
Посвящение: моему возлюбленному однажды - и навсегда коту (RenAs)...
Летняя ночь (впрочем, другой она не бывает) прошла над Уэко Мундо нахлынувшей внезапно, и с миром вновь отхлынувшей тёмной волной. Первые лучи предвещающего губительную дневную жару зарева осветили Великую Обитель Лас-Ночес, обратив белый мрамор в ослепительный сияющий фарфор, и, пробираясь всё выше и выше по стенам Дворца, трепетно дрожа и извиваясь проникли в восточные окна Дворца. Яркий свет дошёл уже до вершины белоснежного купола - изнанки всех шести центральных башен, и, молниеносно пробив себе путь из тени далеко вверх, яростно и пылко прорвался в окна и озарил арки покоев Дворца...
Медным светом озарился единственный во всей обители сад, но лучей в него проникало не так уж и много, благодаря отрегулированным жалюзи на окнах...
Пионы...
Неприступные цветы медленно раскрывались, источая дикий свежий аромат, остро бьющий своим сочетанием в нос, украдкой вживляющийся в лёгкие, оставляя глубокий оттиск… Наполняющий грудь неописуемой лёгкостью, которую невольно путаешь с невероятной душащей тяжестью...
Может быть, эти цветы немало повидали на своём веку, как тропические пальмы...
И так хочется пожелать, чтобы цветы эти вырастали лишь там, где земля окроплена любовью…
(Или «И так хочется думать, что цветы эти вырастали лишь там, где земля окроплена любовью...» )
Может быть, так оно и будет когда-нибудь, но пока...
Улькиорра грустно вздохнул, и с губ его сорвалось почти невидимое облачко пара, растворившееся безмолвно в утренней прохладе в сада. Пропавшее, погибшее в лучах ещё совсем юного медного солнышка...
Плащ застёгнут под самое горло, ровно и безжизненно свешивая вниз свой двойной подол, когда холодный ночной пустынный ветер прогибал небольшие деревья, не смея всё же потревожить их не шелестящий листьями, живой человечный сон...
Белые кисти рук скрыты в разрезах белоснежных хакама, за которыми хитро прятались сливающиеся с ними белоснежные бёдра...
Но самое удивительное, что могло сразить наповал:
Улькиорра стоял на небольшой круглой лужайке, окружённой плотными невысокими кустами тёмно-пурпурных пионов, чьи лепестки напоминали драгоценнейший шёлк, уставив тоскливый изумрудный взгляд в окно и рассеянно покачивался, едва заметно, то на пяточки, то на мысочки, абсолютно обнажённых белых стоп (на которых, впрочем, имелся чёрный педикюр – по видимому, «врождённый»)...
Эта картина могла бы показаться милой, если бы кто-то увидел её.
Но если бы этот «кто-то» знал, что творится в этот момент в душе Кварты…
Всю «милую картину», портило выражение лица Шиффера: поднятое вверх, с распахнутыми губами, так сильно напоминающими своей тоскливой мимикой безумный жалобный крик, с мокрыми щеками, следами бессонной траурной ночи… Следы невероятной слабости, о которой Уль вряд ли кому расскажет.
И эти затуманенные, мутные, грязно-зелёного мертвенного цвета, глаза, крик которых отражался уже, пусть безмолвно, на губах…
О Ками, каким же беспомощно-прекрасным ангелом был сейчас Улькиорра...
И не зная даже, в чём дело, проклянёшь тысячу раз ту проклятую змееподобную дрянь, столь неумолимо ранившую непробиваемого Мыша...
Да-да... Действительно непробиваемого... Ни в отношении силы, ни в отношении ума, ни в отношении мировоззрения, ни в отношении души... Особенно души...
Шиффер всегда считал, что её у него нет...
Поэтому слишком редко поддавался он таким человеческим порокам, как зависть, провокация, одиночество, дружеская преданность, жертвенность, жалость...
Он всегда считал, что душа – это нечто лишнее, что она ни к чему... Только жизнь себе портить... Страдать от рук тех, у кого она устроена по-другому: души слишком разные...
Вот и испортил!..
Глупо, невинно, возможно, совершенно случайно, но так мастерски и с пониманием своей глупости… Так по-идиотски...
По-идиотски поверив, что будет любим...
Да, Шиффера насквозь пробила именно любовь... Внезапно, быстро, чётко обрисовав за мгновение всю его судьбу, опутанную этим чувством, на ближайшие полгода.
Так мало!?.. Да-да...:
Шиффер по самые уши пробился Ичимару Гином. Да. Вот так вот невероятно легко, скрывая вселенскую зависть к Владыке и к чему-то тому, чего он раньше не имел права познать...
Мучения продлились всего три дня, но казалось, что прошло не меньше трех столетий: так измотала Кварту эта проклятая им уже тысячу раз ЛЮБОВНАЯ ЗАВИСТЬ!!..
И вот в этот момент его ловко поймали, наплели чепухи, что душа есть у каждого, просто бывает разной, и если бы не было душ, то не было бы никого ни здесь, ни в Обществе Душ. Здесь всё и вся имеет дух и сознание...
И, самое удивительное: Улькиорру убедили!!..
Как гипноз прикрытых глаз змеи...
А чем ещё это могло быть?..
А Гин, естественно, безо всяких преград под могучим крылом Владыки, как физических, так и моральных, даже в отношении тех, кого «любит», лишь опорочил тело Кварты-самы и забыл…
Полгода Улькиорра тешил себя мыслями о том, что кому-то нужен, и нужен, как воздух... Но всё это было лишь глупыми утешениями, пока не произошло это немыслимое осквернение для любви: сознательная амнезия...
Даже взяв в расчёт, что измена или предательство в любви - это конец одной, начало другой... эта сознательная амнезия...
Точнее всего можно было сказать, что Улькиорра сейчас «разбит»...
Даже мысленно не мог он найти себе в ком-то замену... замену ему... Тому, кому за эти невообразимые убеждения отдал своё сердце на блюдце с золотой каёмочкой, как маленький ребёнок, поддавшись влечению...
И теперь безмолвно так горько страдающий...
И вот только что он понял, что души нет...
Снова вернулся к тому, кем был...
Снова приказал себе «Забудь...».
Он вытрет рукавами мокрые щёки, вновь растворив туман дыхания в медном свете и прохладе утренней росы...
Но не забудет.
Никогда не забудет свою слабость.
Никогда не забудет свою случайную человечность.
И будет жить ради того, чтобы стать ещё более холодным…
Чтобы никогда больше не сломаться так вот просто… как спичка...
И через мгновение, о прошедшей ночи воспоминаний, отчаянно его поглотивших, напоминали только до сих пор босые ножки, обильно смоченные в ледяной росе… С зелёной, прямо как ставшие опять равнодушными и холодными, глаза Улькиорры, травы…
И в голове никаких мыслей... Пусто... Словно там действительно больше ничего нет...
Улькиорра развернулся, и подол плаща с безумным отчаянием взметнулся вслед его движению, спустя мгновение вновь печально обвиснув...
Найдя наконец-то свои варадзи, а, рядом с ними, и чёрные таби, Кварта наклонился, протянув руку чтобы поднять их из под цветущего куста пиона, как вдруг поднял глаза, недоумевающе уставив их, приблизительно, в коленки чужих хакама.
Рычащий голос над головой:
- Опять всю ночь не спал?..
- Не твоё дело. – упрямо спокойный ответ брошен в лицо Сексте, резко выпрямляющимся с зажатой в руке обувью Улькиоррой.
И глубоко запрятанное, полубезразличное удивление изумрудных глаз… Секста выглядел странно: потухшие, не отражая света, глаза; крепко стиснутые, словно сдерживая рвущийся наружу крик из глубины, губы; выровненные, как по линейке не обозлённые и не опечаленные брови…
Кварта внезапно, как будто вспомнил кого-то, кого не видел все те злополучные полгода... В упор не видел.
Заметив эти отчаянные, кошмарно тоскливые черты лица Сексты, Улькиорра едва заметно склонил голову на бок, вцепившись взглядом в лицо Гриммджо и сделал, от греха подальше, два шага назад.
И только загнал себя этим необдуманным движением в угол:
В то же мгновение Секста возник совсем рядом.
И лицо его оказалось просто неприлично близко к мордашке ошарашенного Улькиорры.
Который, поспешив выставить пальцы для активации серо на Кота, выронил всё, что держал в той руке и пронзил, что нелегко ему далось, Сексту немигающим взглядом
Такая близость удивила Кварту, но это банальное изумление, впрочем, было тут же выжжено нахлынувшей болью воспоминаний, пережитой этой ночью...
Только вот запястья были тут же невероятно крепко зажаты чужими руками...
Кварта проникновенно задрожал, можно сказать, от немого гнева, как только запястья обеих его рук были зажаты в одну, словно каменную, прижавшую их и всего Улькиорру, соответственно, к ближайшей берёзе. Другая в это время беспардонно и быстро настежь расстегнула плащ, края которого тут же были раскиданы, открывая худой бледный торс, висящий на натянутых, как струны, руках, вдоль ствола невинного дерева.
- Что же ты делаешь? - прозвучал над ухом вопрос, из которого так и сочилась кровью тоска, сожаление, отчаяние, грусть... - Что же ты делаешь с собой, Кварта? - боль звучала уже в голосе...
Гриммджо тоже не спал: всю ночь смотрел, как тихо убивается Кварта. Терпел. Не вмешивался. Хотел услышать от него хоть что-то, кроме тихого душераздирающего плача и еле слышных причитаний по поводу конченой жизни...
И сорвался только сейчас: широкую мужественную грудь рвало на части. Просто разрывало. От желания согреть, сказать, что это не так, сказать, что любит!..
Свободная рука дрожа легла на левую половину груди Кварты, на четвёрку, и начала нежно поглаживать, согревая сердце, словно касаясь его, гибло бьющегося под кожей...
Ответом на это стало лишь каменное, упёршееся Сексте в живот островатое колено, но, к его счастью, оно не оттолкнуло. Просто провалилось в дыру. Разочарованный Улькиорра глубоко вздохнул:
- Что ты делаешь со мной?.. - сдерживая гнев, спросил Улькиорра, не открывая глаз, и, как-то постепенно, поддаваясь руке Сексты.
Стараясь, не заметно для себя самого, вдыхать глубже и задерживать дыхание, чтобы начавшее неровно биться сердце как можно ближе соприкасалось с рукой, лежащей совсем рядом, на груди...
- И вообще, не твоё дело... - уже спокойно, даже немного печально добавил он, немного склоняя голову в сторону руки, пальцы которой, словно когти, впились в кожу бледной груди, причиняя некоторую боль, отчего губы Шиффера снова распахнулись, в беззвучном болезненном выдохе...
- Что я делаю? Не моё дело?! - Гриммджо сильнее сдавил прижатые к коре запястья своей рукой. - Не-е-ет, я не могу так больше!.. - тихо прорычал он, скользя рукой по бледному торсу до самого пояса, всеми силами своей реяцу стараясь прижать Кварту к дереву как можно сильнее, чтобы не мешал его действиям.
- Мне прямо открыли на тебя глаза!.. Мне сказали, что всё именно так, как я опасаюсь! Опасался... раньше...Мне сказали, что я пойму это, только признавшись, в первую очередь, самому себе!.. - Все слова с болью срывались из-за клыкастого болезненного оскала.
Кот опустил голову, глубоко и хрипло дыша:
- Мне сказали, что я... Что я люблю тебя, но не хочу признавать этого... Так оно и есть... - Гриммджо приостановился, что бы снова вздохнуть и дать Сексте перевести дух от сказанного.
«Больно...» - думал про себя Кварта, замечая и слушая, как напряжённо дышит Секста...
- Ты любишь... - всхлипнул Улькиорра, чувствуя давление реяцу.
«Стыдно...»:
Шиффер поступил невероятно подло, предав Гриммджо, оставив его...
Уйдя с тем, с кем было страшно уходить... Поддавшись простой ниточке, вместо цепи...
Вина наливалась в груди кровавым, полным горечи соком, затопив даже страх, не говоря уже о гордости...
- Я ненавижу его... Тебе было больно, я видел, знал... Я ненавижу его за это... - тяжко дыша, взрыкивал опустивший взгляд Секста.
- Я любил его... - простонал с упрёком Кварта.
- А он терял остатки совести!.. – Гриммджо вскинулся, уставив на Улькиорру укоризненный взгляд.
- Я знаю... Но я любил... Мне больно было... Я...я многое позволил ему...
- ...От своего бессилия. Ты был безразличен ему, поверь...
- Из-за меня пострадал Айзен...
- С ним уже другой... Он переболел... И ты переболей!.. Прошу тебя, солнышко... - умолял Секста, сползая вместе с Мышем на землю.
Попутно избавил тело Уля от его плаща, успев рукой расправить его на земле, укладывая поверх одежды своё чуть живое бледное сокровище...
- Ты поможешь мне?.. - робко обнимая любимого за шею, отчаянно ища тепла, спросил Мыш, всё ещё не в силах даже приподняться и притянуться к любимому, боясь, что тот переломится под весом вины, всё ещё наполнявшей грудь Кварты тяжёлой солёной морской водой...
- Я всегда буду рядом с тобой... Пока буду нужен... - судорожно прижимая Уля к себе, хрипел Джаггерджек, стягивая с того раздражающие хакама и пояс...
- Ты мне всегда будешь нужен, пока тебе буду нужен я... - просипел Уль, прижимаясь к телу любимого, ответно избавляя от одежды и его. Тонкие и бледные обнажённые ноги нежно обхватили мощно-изящную талию "спасителя", горячо дышавшего Мышу в грудь, словно зная, что находящемуся в ней нужно уделить как можно больше тепла и внимания...
- Пусть говорят, что хотят… Для меня ты всегда будешь солнышком... - простонал в ответ Гриммджо, не переставая ласкать изголодавшееся по искренности и теплу любви, хоть и тщательно скрывающее это, бледное тело под собой, поглаживая пальцами по возбуждённому "душевной чистотой и искренностью этой настоящей любви" члену...
Полгода прошло с тех пор, как эти сердца разлучили серьёзные обстоятельства. И Секста и Кварта страдали каждый по своей карме от рук тех, кому они достались: один – желанным трофеем, другой – болезненным воспоминанием, которое пришлось огранить, чтобы не царапало...
Полгода в городах не было весны... Полгода здесь была осень, которая внезапно обернулась цветущей весной...
Раскрывшими лепестки пионами...
Благородные цветы, зацвели под моим окном, ровно неделю временем назад...
Уже прошло семь дней, но они не чахнут от нещадного солнца:
Оно щадит их...
Каждую ночь молодые цветы дышали сонным ароматом в мои сны,
В которых мне с тех пор приснился ты...
Каждое утро били мне щёки, пробуждая болезненно от дикого сна...
- "как больно..." - прошепчу я стеная, садясь, ан тихо понимая,
Что это всего лишь остатки моего синего дикого сна...
Мне снился дикий сад, трава ковром - кроны тенью-потолком,
Диск солнца - Очи Бога, и его прикрытые глаза...
И вокруг кусты пиона, сипящие "скажи"....
Перья, капли, слёзы, пот, и нежные цветы пиона...
Но не трогает рукой - укусит чёрный муравей,
Ибо синих шелковей, душа приятных осязаний, скроет красная юката,
Как нежности божественной листков в пионах мяты...
Не смог...
Не удержала честь и гордость: разбежались муравьи...
Прольётся дождь на "снежное семя":
Обернётся кольцом синих грёз вокруг, умолит дождь - и твои мне плечи вдавят в землю!..
И языки, как свежие лепестки пионов - переплетутся нежностью и любовным мором,
Убьют сомнения, захлестнёт под пионы ихнюю кровь,
И всосётся в землю наша любовь...
Не забудут, не перебьют, не перестанут...
Люди... Наши пионы...
Благородные цветы, зацвели под моим окном, ровно неделю временем назад...
Уже прошло семь дней, но они не чахнут от нещадного солнца:
Оно щадит их...
Каждую ночь молодые цветы дышали сонным ароматом в мои сны,
В которых мне не раз с тех пор приснился ты...
Каждое утро били мне щёки, пробуждая болезненно от дикого сна...
- "как больно..." - прошепчу я стеная, садясь, ан тихо понимая,
Что это всего лишь остатки моего синего дикого сна...
Мне снился дикий сад, трава ковром - кроны тенью-потолком...
...Улькиорра тихо лежал, придавленный к земле, дрожал листом кленовым, встряхивался… оживал и цвёл в родных, бережливых, согревающих руках...
- Я тебя отогрею!! Отогрею, слышишь!?.. – громко как-то уверенно-обречённо выкрикнул Гриммджо, не утерпев. Кончая в так живо извивающегося под ним Кварту...
- Я знаю милый... - с меланхоличным, но сверкающим в глубине чем-то счастливым, взором устремлённым в высокий синий потолок над двумя разгорячёнными телами, произнёс Улькиорра...
Я
з
н
а
ю
.
.
.
з
н
а
ю
.
.
.
среда, 04 августа 2010
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
из исходника: 
вторник, 03 августа 2010
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
вспомнилось от всей этой тягомотины его лукавое "кварта-сан"...
Нет, если так пойдёт и дальше, что я от всего этого негатива и странных событий начну всё досконально вспоминать, то я просто нахрен зарекусь больше никогда не вмешиваться в дела этих женщин...
Нет, если так пойдёт и дальше, что я от всего этого негатива и странных событий начну всё досконально вспоминать, то я просто нахрен зарекусь больше никогда не вмешиваться в дела этих женщин...
воскресенье, 25 июля 2010
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Я пишу сон для тебя:
Вечер субботы...
Словно "знай": он не придёт...
И листва летит за окном:
Вроде, же ещё не осень!
На ветвях набухли почки, словно:
Подумай! Почему? - игривисто, задорно.
Трава волной пожухла в сено:
Что же это!? Смерть?..
Подскочит на ноги:
Смотри!..
Распустятся цветы:
Нальётся соками трава:
Посвежеет тяжкий воздух:
В саду послышится родник:
На колонне всхлипнет павлин:
На яблоне загорланит соловей:
Ёжик прихрюкнет под крыльцом:
Рёв медведя вскоре сверху прогудит:
Стук оленьих рог послышится в дали:
...
Весна... - услышишь ты во сне...
А он, как ребёнок улыбаясь,
Изгонит снегу вслед и честь, и совесть,
Позабудет о грязи, о тяжести, о долге,
Ничего не будет снова!..
Улыбнись, мой огонёк! - вновь эхом
Моего трепещущего голоса отразится в
Твоём сне!
Посмотри! Весна у нас пришла! - судорожно дрожащими
От счастья пальцами поглажу по алым волосам,
Боюсь отвести глаз от окна:
Задержись, весна-сестричка! - хочу что б ты её увидел...
Луноликую, прекрасную, светлую, и красочную...
Но невероятно прекрасную для нас с тобой:
Невзначай, быстро и неловко,
вопреки случайностям и мукам,
кусочек льда, с нежнейшей кожи,
меж пальцев, тебе в ладонь упадёт...
Да-да, родной... Ты от волнения, наконец, подскочишь,
Испугавшись, обрадуешься, понимаешь, что:
Сходим с мёртвой точки!
Но пожелав от радости обнять, ещё вот чуточку согреть,
Что бы закрепить тот новый кусочек жизни,
Заставить холод отступить, и вдруг:
Мой тёплый огонёк... - нежная улыбка, чутко нежный голос...
I be smile to you!..
среда, 21 июля 2010
19:26
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 20 июля 2010
23:30
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
вторник, 13 июля 2010
23:30
Доступ к записи ограничен
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Закрытая запись, не предназначенная для публичного просмотра
воскресенье, 11 июля 2010
Лишь в восторгах любви ощущают счастье существования и, прижимая губы к губам, обмениваются душами...
Название: Сжечь день...
Автор: Sirin...
Бета: Нету... (аж в рифму о.О...)
Фэндом: «Bleach»
Пейринг: Бьякуя/Ренджи
Рейтинг: PG, как мне кажется...
Жанр: Ангст, слеш, возможно - AU, ООС.
Статус: Закончен...
Размер: Мини
Дисклаймер: ...Да простит меня дядюшка Кубо за скрещиваниеаминь.
Саммари: Мораль: вот так интернет (+ родители = одиночество) ломает жизнь (ц)...
Предупреждение: Может быть полное несоответствие чего-то к чему-то, но думаю, первому блину это простительно...
Посвящение: RenAs и только ему!!! >_<...
Вечер в этот день выдался невероятно тихим... Казалось, что это даже не тишина... Что это пустота... Лишение...
От луны в этот день на небе не было даже следа, только грязные серые тучи, заполонившие собой небо, и в последних стонах серого сумрачного света - светящихся, словно откуда-то изнутри...
Гиблый свистящий ветер гулял по саду, воя, словно одинокая волчица, не находящая себе в одиночестве дела, ищущая последней забавы над агонией жизни... Над своей пропастью...
Светлячки, ночные бабочки и кузнечики так же не выражали своего присутствия:
Светлячки были утехой не спящим ёжикам, освещая им путь под старые яблони, под которыми всё лето можно искать ещё свежие и превосходные по вкусу плоды, опавшие под тяжкими, больно бьющими по крепкой упругой яркой оболочке плодов, каплями дождя, в конце-концов, заставляя их "уйти на пике славы" на землю, затем сгноить под натиском воды и сырости, и кануть в то, что трудно назвать летой или пустотой... Эти умеющие создавать свет на хвостах, существа, мирно дремали в листве Анютиных глазок, просто бездельничая, не видя ничего весёлого и многопредначертывающего в этом вечере...
Ночные бабочки явно не горели желанием переигрывать стразами своих прекрасных крыльев в простой ночной темноте, предпочитая вместо того, что бы "искать", оставаться под греющими их листками лопуха, прожигая, для этих маленьких существ - годы своей жизни, в то время, как мы сожгём лишь день... Испепелим в том, что нашей страсти стало не доступно, в том пуще адского пламени, в чём горит та стадия нашей души, пока она уже не в теле, ещё не на господнем Суде, и уж тем более не в Райском саду, и не в Адских глубинах...
Кузнечики затаили свои трели, просто уснув, не глядя на то, что и петь-то их никто не просил: бабочки не станут танцевать не под какую музыку, если нет света ночного во тьме - светила луны, а светлячки не станут летать, не слыша зовущих звуковых трельных маячков... Лишь одно существо старалось жить в этот вечер:
Шинигами сидел на крыльце, выходящем обзором в сад, упрямо терпя пробирающийся под кожу холод росы и прошедшего дождя, но стараясь почаще ёжится, чтобы ткань домашней юкаты, задевая собой кожу, благодаря закону силы трения - немного согревала прозябшую и ещё больше побледневшую от влажности и холода кожу...
Клин, стоящий где-то глубоко в глотке, в районе самых ключиц, напоминал чем-то чувство подавляющего голода...
Как же этот шинигами ненавидел выходные дни... Нет-нет, он конечно любил свою работу, хотя бы за то, что она подарила ему, но не до такого фанатизма...
Бьякуя ненавидел выходные дни за то, что он не мог видеться с Ренджи в эти два дня...
Тот в один прекрасный день "зарёкся", что в поместье Кучики он ночевать не будет... А значит, что даже найти его в Сейретее в эти два дня - невыполнимая задача, т.к. он уходит общаться с друзьями, улыбаться, шутить и праздновать конец рабочей недели в компании не только друзей, но и сакэ...
- "А ведь Тоширо не раз говорил мне, что рано или поздно Рангику, даже пусть и будучи Шинигами - умрёт от перепоя...": «Так и с Кирой может случиться, и с Шухеем, и с Иккаку, и с Айасегавой! Я уверен, что никто не застрахован!» - говорил "мальчик-гений", когда Кучики и он, в компании ещё нескольких капитанов, отправлялись поздней ночью накрывать очередную еженедельную пьянку лейтенантов...
Да... Можно сказать, что Бьякую задевало то, что пьянка и "друзья", были для Абарая важнее, чем капитан, которому лейтенант так желанно, страстно и настойчиво признавался в неземной любви...
Но это задевало Бьякую не то чтобы злостью - нет!.. Это задевало его завистью...
Ведь, сколько Бьякуя себя помнит - друзей у него практически не было... Только Йоруичи, разве что... Но это было давно... Утешать себя было можно лишь тем, что когда-то у Бьякуи была жена... Действительно была, и любила она мужа своего выше любого неба и дальше любых звёзд, но... Бьякуя был холоден, как холоден и сейчас, а она была скромна, а по тому... Между ними не возникало той особенной ниточки связи, которая возникла однажды между Бьякуей и Ренджи...
- "Как же стыдно было тогда... Страшно..." - подумал Бьякуя, вновь выворачивая плечи, что бы ткань юкаты немного согрела их... Однако, из-за очень большой приспособляемости шёлка к температуре это было трудно сделать...
Но если углубиться, то Бьякуя на самом деле - одинокий хладнокровный эгоист... Он оградил себя стеной изо льда, он огородил себя этим поместьем, искренне надеясь на то, что больше никто и ничто не завладеет его сердцем, в порыве сохранить верность своей жене, сохранить хоть чуточку былой славы и гордости Великого клана...
А сейчас оставалась только серой голубкой зависть...
Зависть тому, что у Абарая были и друзья, и враги, и те, кто пытались сломать его под себя, и кто-то, ради кого, как он говорил, он хотел жить... при том не смотря на то, какое неизмеримое море боли и страданий излил на лейтенанта Кучики...
И это со стороны Абарая, как всё ещё пытался себя убедить Кучики, а не просто подозревать, было искренним чувством...
Одиночество и пустота этого вечера вгрызались в сердце Бьякуи всеми теми воспоминаниями, которые активно подавляли его каждый раз, как только им предоставлялась малейшая непорочная возможность вновь вспыхнуть "ожогом на пальцах от спичек", и Бьякуя, изогнув ровную тонкую "лебединую" шею вниз; отчего седьмой шейный позвонок, в сочетании с сутулившейся спиной, выступил резким бугорком на поверхности кожи, но безумно изящным, придававшим невероятной хрупкости и утончённости бледной, едва ли не матово-прозрачной, словно мякоть плода яблони японки, фигуре, очертить которую можно было только благодаря тёмно-коричневой шёлковой юкате; медленными грациозными движениями прижал ладони к своим вискам. В эту секунду, под крыльцом, ежи могли слышать раздавшийся тихий скрип стиснутых от боли в душе зубов, который не смогли бы услышать даже уши человека, сидящего рядом...
Да... Бьякуя чувствовал себя обузой своему лейтенанту... ненавидел себя за всё, поскольку вычислить точно, за что лейтенант так полюбил его было невозможно для капитана...
Бьякуе вновь стало страшно... По коже шли ледяные мурашки, в висках потихоньку, гибло замедлялся пульс, уже перебивший ту минуту, когда бешено колотящееся сердце глотает оставшийся в крови кислород, после длительной и терпеливой задержки дыхания, а затем - либо разрывается от перенапряжения, либо просто медленно останавливается...
Да-да... Как раз минутой ранее, в тот момент, Кучики задержал дыхание, желая вновь соприкоснуться со смертью, словно спросить, не возьмёт ли она сейчас его, или же Кучики, поняв намёк судьбы - резко откусит себе язык, и если быстро не умрёт, то заставит себя захлебнуться кровью...
Некая «Смерть», не желала давать, может, обезумевшему главе клана никаких намёков, заставляя его лёгкие непереносимо ныть, требуя глотка воздуха, но чему Кучики активно сопротивлялся, и...
В два часа утра гул гонга, раздавшийся в одной из небольших башен у внутрикланового храма словно заставил не спящего главу клана придти в себя, позабыть всю боль, испуганно встрепенуться, словно разбуженный лучиком утреннего солнца соловей, гнезду которого, свитому на тоненьком сучочке на краю каньона, через мгновение, суждено упасть...
- Воскресенье... - едва слышно произнёс Бьякуя, вскидывая голову, задирая невероятно широко распахнутые глаза в небо, заставляя то шевелить сгустками туманной воды так, словно чтобы открыть взор с небес чему-то вышнему, что не разбираясь и вслепую сбросится оттуда в тот бесконечный ледовитый океан в глазах Кучики...
- Это воскресенье! - громче повторял Кучики, словно молитву, и на глазах его едва ли не наворачивались слёзы... Слёзы минут счастливого ожидания... Чувствуя, что может привлечь внимание некоторых таких же полуночников-слуг поместья, Бьякуя ударил себя рукой по губам, крепко прижимая к ним ладонь...
- Всего несколько часов... Осталось совсем чуть-чуть... - прошелестел в запотевшую ладонь Бьякуя, накрывая стоящий рядом фонарь сверху, перекрывая ему доступ к воздуху, тем самым гася его...
Оставлаось Ку-сану - только пережить день... Именно пережить день, сжечь его так же, как это делают сегодняшней ночью ночные бабочки...
Автор: Sirin...
Бета: Нету... (аж в рифму о.О...)
Фэндом: «Bleach»
Пейринг: Бьякуя/Ренджи
Рейтинг: PG, как мне кажется...
Жанр: Ангст, слеш, возможно - AU, ООС.
Статус: Закончен...
Размер: Мини
Дисклаймер: ...Да простит меня дядюшка Кубо за скрещивание
Саммари: Мораль: вот так интернет (+ родители = одиночество) ломает жизнь (ц)...
Предупреждение: Может быть полное несоответствие чего-то к чему-то, но думаю, первому блину это простительно...
Посвящение: RenAs и только ему!!! >_<...
Вечер в этот день выдался невероятно тихим... Казалось, что это даже не тишина... Что это пустота... Лишение...
От луны в этот день на небе не было даже следа, только грязные серые тучи, заполонившие собой небо, и в последних стонах серого сумрачного света - светящихся, словно откуда-то изнутри...
Гиблый свистящий ветер гулял по саду, воя, словно одинокая волчица, не находящая себе в одиночестве дела, ищущая последней забавы над агонией жизни... Над своей пропастью...
Светлячки, ночные бабочки и кузнечики так же не выражали своего присутствия:
Светлячки были утехой не спящим ёжикам, освещая им путь под старые яблони, под которыми всё лето можно искать ещё свежие и превосходные по вкусу плоды, опавшие под тяжкими, больно бьющими по крепкой упругой яркой оболочке плодов, каплями дождя, в конце-концов, заставляя их "уйти на пике славы" на землю, затем сгноить под натиском воды и сырости, и кануть в то, что трудно назвать летой или пустотой... Эти умеющие создавать свет на хвостах, существа, мирно дремали в листве Анютиных глазок, просто бездельничая, не видя ничего весёлого и многопредначертывающего в этом вечере...
Ночные бабочки явно не горели желанием переигрывать стразами своих прекрасных крыльев в простой ночной темноте, предпочитая вместо того, что бы "искать", оставаться под греющими их листками лопуха, прожигая, для этих маленьких существ - годы своей жизни, в то время, как мы сожгём лишь день... Испепелим в том, что нашей страсти стало не доступно, в том пуще адского пламени, в чём горит та стадия нашей души, пока она уже не в теле, ещё не на господнем Суде, и уж тем более не в Райском саду, и не в Адских глубинах...
Кузнечики затаили свои трели, просто уснув, не глядя на то, что и петь-то их никто не просил: бабочки не станут танцевать не под какую музыку, если нет света ночного во тьме - светила луны, а светлячки не станут летать, не слыша зовущих звуковых трельных маячков... Лишь одно существо старалось жить в этот вечер:
Шинигами сидел на крыльце, выходящем обзором в сад, упрямо терпя пробирающийся под кожу холод росы и прошедшего дождя, но стараясь почаще ёжится, чтобы ткань домашней юкаты, задевая собой кожу, благодаря закону силы трения - немного согревала прозябшую и ещё больше побледневшую от влажности и холода кожу...
Клин, стоящий где-то глубоко в глотке, в районе самых ключиц, напоминал чем-то чувство подавляющего голода...
Как же этот шинигами ненавидел выходные дни... Нет-нет, он конечно любил свою работу, хотя бы за то, что она подарила ему, но не до такого фанатизма...
Бьякуя ненавидел выходные дни за то, что он не мог видеться с Ренджи в эти два дня...
Тот в один прекрасный день "зарёкся", что в поместье Кучики он ночевать не будет... А значит, что даже найти его в Сейретее в эти два дня - невыполнимая задача, т.к. он уходит общаться с друзьями, улыбаться, шутить и праздновать конец рабочей недели в компании не только друзей, но и сакэ...
- "А ведь Тоширо не раз говорил мне, что рано или поздно Рангику, даже пусть и будучи Шинигами - умрёт от перепоя...": «Так и с Кирой может случиться, и с Шухеем, и с Иккаку, и с Айасегавой! Я уверен, что никто не застрахован!» - говорил "мальчик-гений", когда Кучики и он, в компании ещё нескольких капитанов, отправлялись поздней ночью накрывать очередную еженедельную пьянку лейтенантов...
Да... Можно сказать, что Бьякую задевало то, что пьянка и "друзья", были для Абарая важнее, чем капитан, которому лейтенант так желанно, страстно и настойчиво признавался в неземной любви...
Но это задевало Бьякую не то чтобы злостью - нет!.. Это задевало его завистью...
Ведь, сколько Бьякуя себя помнит - друзей у него практически не было... Только Йоруичи, разве что... Но это было давно... Утешать себя было можно лишь тем, что когда-то у Бьякуи была жена... Действительно была, и любила она мужа своего выше любого неба и дальше любых звёзд, но... Бьякуя был холоден, как холоден и сейчас, а она была скромна, а по тому... Между ними не возникало той особенной ниточки связи, которая возникла однажды между Бьякуей и Ренджи...
- "Как же стыдно было тогда... Страшно..." - подумал Бьякуя, вновь выворачивая плечи, что бы ткань юкаты немного согрела их... Однако, из-за очень большой приспособляемости шёлка к температуре это было трудно сделать...
Но если углубиться, то Бьякуя на самом деле - одинокий хладнокровный эгоист... Он оградил себя стеной изо льда, он огородил себя этим поместьем, искренне надеясь на то, что больше никто и ничто не завладеет его сердцем, в порыве сохранить верность своей жене, сохранить хоть чуточку былой славы и гордости Великого клана...
А сейчас оставалась только серой голубкой зависть...
Зависть тому, что у Абарая были и друзья, и враги, и те, кто пытались сломать его под себя, и кто-то, ради кого, как он говорил, он хотел жить... при том не смотря на то, какое неизмеримое море боли и страданий излил на лейтенанта Кучики...
И это со стороны Абарая, как всё ещё пытался себя убедить Кучики, а не просто подозревать, было искренним чувством...
Одиночество и пустота этого вечера вгрызались в сердце Бьякуи всеми теми воспоминаниями, которые активно подавляли его каждый раз, как только им предоставлялась малейшая непорочная возможность вновь вспыхнуть "ожогом на пальцах от спичек", и Бьякуя, изогнув ровную тонкую "лебединую" шею вниз; отчего седьмой шейный позвонок, в сочетании с сутулившейся спиной, выступил резким бугорком на поверхности кожи, но безумно изящным, придававшим невероятной хрупкости и утончённости бледной, едва ли не матово-прозрачной, словно мякоть плода яблони японки, фигуре, очертить которую можно было только благодаря тёмно-коричневой шёлковой юкате; медленными грациозными движениями прижал ладони к своим вискам. В эту секунду, под крыльцом, ежи могли слышать раздавшийся тихий скрип стиснутых от боли в душе зубов, который не смогли бы услышать даже уши человека, сидящего рядом...
Да... Бьякуя чувствовал себя обузой своему лейтенанту... ненавидел себя за всё, поскольку вычислить точно, за что лейтенант так полюбил его было невозможно для капитана...
Бьякуе вновь стало страшно... По коже шли ледяные мурашки, в висках потихоньку, гибло замедлялся пульс, уже перебивший ту минуту, когда бешено колотящееся сердце глотает оставшийся в крови кислород, после длительной и терпеливой задержки дыхания, а затем - либо разрывается от перенапряжения, либо просто медленно останавливается...
Да-да... Как раз минутой ранее, в тот момент, Кучики задержал дыхание, желая вновь соприкоснуться со смертью, словно спросить, не возьмёт ли она сейчас его, или же Кучики, поняв намёк судьбы - резко откусит себе язык, и если быстро не умрёт, то заставит себя захлебнуться кровью...
Некая «Смерть», не желала давать, может, обезумевшему главе клана никаких намёков, заставляя его лёгкие непереносимо ныть, требуя глотка воздуха, но чему Кучики активно сопротивлялся, и...
В два часа утра гул гонга, раздавшийся в одной из небольших башен у внутрикланового храма словно заставил не спящего главу клана придти в себя, позабыть всю боль, испуганно встрепенуться, словно разбуженный лучиком утреннего солнца соловей, гнезду которого, свитому на тоненьком сучочке на краю каньона, через мгновение, суждено упасть...
- Воскресенье... - едва слышно произнёс Бьякуя, вскидывая голову, задирая невероятно широко распахнутые глаза в небо, заставляя то шевелить сгустками туманной воды так, словно чтобы открыть взор с небес чему-то вышнему, что не разбираясь и вслепую сбросится оттуда в тот бесконечный ледовитый океан в глазах Кучики...
- Это воскресенье! - громче повторял Кучики, словно молитву, и на глазах его едва ли не наворачивались слёзы... Слёзы минут счастливого ожидания... Чувствуя, что может привлечь внимание некоторых таких же полуночников-слуг поместья, Бьякуя ударил себя рукой по губам, крепко прижимая к ним ладонь...
- Всего несколько часов... Осталось совсем чуть-чуть... - прошелестел в запотевшую ладонь Бьякуя, накрывая стоящий рядом фонарь сверху, перекрывая ему доступ к воздуху, тем самым гася его...
Оставлаось Ку-сану - только пережить день... Именно пережить день, сжечь его так же, как это делают сегодняшней ночью ночные бабочки...
Музыку выкладываю здесь, ибо найти её в инете - практически нереально... Верьте, я пробовал...
Фиг знает, о чём поётся, хотя, я догадываюсь, но мне просто нравится музыка...
Фиг знает, о чём поётся, хотя, я догадываюсь, но мне просто нравится музыка...